Вместо того, чтобы хотя бы попытаться привести какие-либо факты, опровергающие вышеприведённый вывод, Дмитрий Соколов-Митрич (3) не находит ничего лучше, чем просто обхамить уважаемого журналиста: “Я считаю, что по степени некомпетентности эти суждения интервьюируемого можно сравнить с убеждением Карлсона, будто телевизор - это такая коробка, в которой сидит живая симпатичная девушка и строит ему глазки”.
Большего того, понимая, что впрямую обвинить Познера в облыжном оскорблении православия невозможно, Дмитрий Соколов-Митрич прибегнул к прямой подтасовке фактов. Для этого он использовал выступление Познера в прямом эфире радиостанции “Русская служба новостей”, когда на вопрос, не опасается ли он гонений, которые могут последовать за его словами, Познер ответил: “Вот и посмотрим, какая у нас в этом смысле замечательная страна: начнутся ли гонения на человека только за то, что он высказал своё мнение?”
“Лично меня”, заявляет в своей морализаторской статье Дмитрий Соколов-Митрич, “это высказывание покоробило гораздо сильнее, чем предыдущее. Потому что ответственное заявление отличается от безответственного как раз тем, что произносящий его человек признаёт за согражданами право на собственное мнение и общественную критику в свой адрес и готов держать за свои слова ответ пред аудиторией… Иначе получается, что свои свободолюбивые принципы он распространяет лишь на себя самого”. Можно ли поверить, что человек, обладающий филологическим образованием не способен отличить по смыслу “гонения” от “критики”? Вряд ли. Если только он пусть и подсознательно не усвоил представления “просвещённых элит досовременной Европы”, относившееся, правда, к евреям, не желавшим воспринять христианство, что такое атеистическое “упрямство можно было объяснить лишь сознательным умыслом, дурными намерениями и моральной развращённостью”. Только в этом случае можно считать, что “слова Познера о православии - злые” (4).
Однако высказывания Дмитрия Соколова-Митрича выглядят верхом интеллигентности по сравнению с взглядами Елены Ямпольской(5), восхищающейся православными “защитниками”, разгромившими антирелигиозную выставку: “Вступаться за крест у нас уже получается. Возьмите жалкую участь Самодурова и Ерофеева… Кричать здоровому человеку “Ты болен!” стало небезопасно. Здоровый может ведь развернуться и по уху засветить. Не со зла, а в чисто воспитательных целях. Ради прозрения в мозгах вопящего”.
Антирелигиозная карикатура может нравиться или не нравиться, но на подобную выставку никого силой не загоняют, более того в отличие от карикатуры в газете, она даже не может случайно попасться на глаза религиозному человеку. Конечно “по уху засветить”, это ещё не награду за голову карикатуриста назначить, как это делают исламские фанатики, но что-то общее у этих антиатеистических “критиков” уже есть.
Невольно возникает вопрос, почему именно евреев, а в последнее время и атеистов, а не представителей других религиозных учений так ненавидит христианство? Если речь идёт об истинных религиозных поборниках христианства, то ответ достаточно прост: глубокая внутренняя вера в правоту учения, которому они посвятили свою жизнь, не позволяет им воспринимать тех, кто “бросает вызов чистоте и ясности познания и моральной гармонии вселенной”. Ибо евреи, а теперь и атеисты “не принадлежали к ещё необращённым язычникам, ни к опальным еретикам… Их неприятие христианского учения невозможно было списать на языческое невежество… - даже в принципе - и на поправимую ошибку, которую совершают “заблудшие овцы”. Они “были не просто необращёнными неверными, а людьми, которые, будучи в здравом рассудке, отказываются принять истину”. А потому само их существование “представляло перманентный вызов самому факту существования христианства”.
В принципе нельзя исключить, что и нововоцерквлённые адепты православного христианства придерживаются подобных взглядов, но, скорее всего, вышеприведённые критики атеизма страдают комплексом рационализованного расизма. Дело в том, что сравнительно недавно все они были добропорядочными советскими гражданами, не раз публично заявлявшими о своих атеистических взглядах (хотя бы при сдаче в институтах философского материализма). И в принципе, не важно: лгали ли они тогда, или стали лгать сейчас, подстраивая свои взгляды под потребу дня. Ложь есть ложь. А отсюда и зависть к тем, кто оказался морально чище.
Признаваться в лжи, даже самому себе психологически дискомфортно. И для того, чтобы снять этот грех со своей души, им приходится доказывать самим себе и другим, что те, кто не изменил своим убеждениям или глупцы или подлецы. Возникновение подобного расизма, правда по отношению к евреям, чётко описывает Зигмунт Бауман, используя определения Пьер-Андре Тагиеффа: “вторичный” (или рационализированный)”расизм” возникает тогда, “когда поддерживается (и усваивается) некая теория, дающая логическое обоснование неприязни. Отвратительный Другой представляется недоброжелательным или “объективно” вредным - в любом случае, угрожающим благополучию испытывающей неприязнь группы. К примеру, можно описывать неблагоприятную категорию людей как вступившую в сговор с силами зла, если рассуждать в терминах религии”.
Главной “вредностью” атеизма, опасной для всего общества, с точки зрения новоявленных антиатеистов, является аморализм атеизма. Причём доказательства этого положения у них колеблются от чисто эстетических, до догматично примитивных. В качестве первого типа доказательств стоит привести мысли на этот счёт Дмитрия Быкова (6): “Убеждённые дарвинисты, материалисты, позитивисты и иные технократы базаровского толка… полагают, что наука отбирает у овцы мечту о пастухе, - то есть мир, лишённый Бога, свободнее, гуманнее и чище. Правда, презрение редко (гораздо реже веры) совмещается с гуманностью, а в нешуточной ярости, с которой позитивисты громят всё антинаучное, как-то не прослеживается ни свободы, ни чистоты. Сплошная стадность и подспудная уязвлённость… Я понимаю, что позитивизм предлагает человеку гораздо более гордую позицию - почти сверхчеловечность: я всё знаю или, по крайней мере, могу узнать. А все верующие - трусы, бараны, нуждающиеся в пастыре, дети, мечтающие о розге… знаем, плавали, слышали, наблюдали в действии. Не впечатляет”. Действительно не впечатляет - подобная система доказательств.
Гораздо серьёзнее подходит к опасности атеизма Елена Ямпольская (5), твёрдо уверенная, что советская “страна рухнула, потому что десять заповедей, автоматом передранные в “Моральный кодекс строителя коммунизма”, без Бога не работают”. И вообще “Страшно - когда ничего святого. “Православие головного мозга” (копирайт Андрея Кончаловского) - недуг гораздо менее опасный, чем гнойный скепсис… При некрозе души надежды нет” (4).
Жаль, конечно, что автор не удосужилась ознакомиться, например с исследованиями гарвардского биолога Марка Хаузера, экспериментально доказавшего, что “нравственные решения основываются на универсальной нравственной грамматике - выработавшейся в течение миллионов лет способности разума, используя набор базовых принципов, строить на их основе ряд возможных моральных систем. Как и в случае с языком, составляющие нравственную грамматику принципы работают вне доступной нашему сознанию зоны” (7).
Тем более что сравнение ответов на поставленные моральные дилеммы атеистов и верующих показало, что в 97% случаев между ответами атеистов и верующих не существует статистически значимой разницы. А значит “нам не нужен бог, чтобы быть хорошими - или дурными” (8).
Но зачем антиатеистам доказательства, если всегда можно ссылаться на веру? “Способность верить - великая способность, даже если поначалу заблуждаешься в символе веры. Это не страшно - и Савл, будущий апостол Павел, заблуждался. Страшно - когда ничего святого” (5). Понятно, что при такой системе “доказательств” любой диалог превращается в монолог, и у новоцерквлённых адептов православия остаётся только одно желание: добиться любой ценой “признание евреями”, а в данном случае атеистами “своей ошибки, капитуляции перед христианской истиной и возможное в будущем массовое обращение” в православие всех атеистов. Вот он “образ окончательного триумфа христианства”.
И если двух тысячелетняя борьба с еврейством закончилась для христианства полным крахом (евреи не только не перешли в новую веру, но ещё и создали своё государство, вырвавшись из положения всемирных изгоев), то у православия, казалось бы, появился повод для триумфа в отношении атеистов. Ибо неожиданно для всех становление новой России ознаменовалось резким всплеском религиозности среди бывших атеистов. Недаром на встрече с духовенством Днепропетровской епархии (24.07.10) Патриарх Кирилл подчеркнул, что за последние сто лет столь благоприятных условий для проповеди, как сейчас не было.
